Фактически, изменение законодательства было предпринято под «Нальчикский процесс», чего не особо скрывали депутаты, в том числе и глава думского комитета по безопасности Владимир Васильев, лоббировавшие этот законопроект в Думе, который не переставал публично беспокоиться о том, что в южных регионах участились факты вынесения присяжными оправдательных вердиктов террористам».
Здесь следует отметить одну немаловажную деталь. Идея, об ограничении судов присяжных родилась еще в конце 2005 года в КБР после событий 13 октября тогдашний прокурор республики, а ныне зампред Конституционного суда КБР Юрий Кетов обратился в парламент КБР с этой инициативой. Он тогда утверждал, что «присяжные по ряду причин зачастую не готовы к вынесению справедливого вердикта».
Парламент КБР поддержал Юрия Кетова и направил проект поправок в УПК в Госдуму РФ Однако в Москве посчитали, что «лишение обвиняемого права выбора состава суда противоречит Конституции России».
Затем принять подобные поправки предпринималась в 2007 году, но и тогда Правительство РФ в своей резолюции на законопроект заявило, что «лишать право обвиняемого на выбор состава суда — прямое противоречие Конституции РФ».
Однако спустя год ни Госдума, ни Правительство РФ, ни президент уже на рассматривали это как противоречие. Более того, эти поправки прошли в Госдуме три чтения за два заседания. В таком аврале за последнее десятилетие принимались только антикризисные законы 1998 года.
Итак, 20 февраля 2009 года Верховный суд КБР принял решение о направлении дела председателю Верховного суда КБР для назначения коллегии из трех профессиональных судей. А председатель Верховного суда КБР Юрий Маиров принял окончательное решение о передаче уголовного дела по событиям 13 октября 2005 коллегии из трех федеральных судей.
Несколько адвокатов обжаловало данные поправки в УПК, как противоречащие Конституции в Конституционном суде РФ.
В мае 2010 на официальном сайте КС России было размещено краткое изложение постановления, провозглашенного 19 апреля. Высшая судебная инстанция признала изменения в УПК РФ, отстраняющие присяжных заседателей от дел, связанных с терроризмом, соответствующими основному закону страны (любопытно, что на заседании выяснилось, что изменения в УПК были внесены по рекомендации одного НИИ, входящего в структуру МВД, а не по оценке независимых экспертов).
Однако Конституционный суд обратил внимание на положения жалобы адвоката Татьяны Псомиади, в которых отмечалось, что закон об изменениях в УПК был подписан президентом РФ, когда на процессе по делу о событиях 13 октября 2005 уже было принято решение о рассмотрении дела с участием присяжных, а закон обратной силы не имеет.
В постановлении КС РФ отмечается, что федеральный законодатель не должен придавать обратную силу новым нормам, ухудшающим правовое положение обвиняемого: «Если по результатам предварительного слушания судом (до вступления указанного федерального закона в силу) принято решение о назначении судебного заседания, в котором дело будет рассматриваться судом с участием присяжных заседателей, то такое дело подлежит рассмотрению именно судом присяжных».
Однако руководитель Ольга Чибинева в ОЧЕРЕДНОЙ раз сослалась на вышеупомянутую «справку сотрудников института гуманитарных исследовании». Адвокат Татьяна Псомиади тогда опять указала, что «исследование сотрудников ИГИ» не существует в природе. Оно подписано четырьмя ушедшими из жизни, а единственный живой сотрудник Юрий Асанов заявил: исследования не проводились. Кроме того, в бумагах ИГИ речь идет только о Нальчике, а не о Кабардино-Балкарии и что «Коллегия присяжных не сформирована не из-за отсутствия достойных кандидатов, а в связи с истечением срока полномочий», и для ее формирования нет никаких препятствий, тем более, что на руках имеет и постановление Конституционного суда.
Тем не менее, недавно назначенная председательствующая по делу Галина Гориславская полностью согласилась с прокурором.
Не смотря на подобные нарушения законодательства РФ, судебный процесс продолжился с участием трех профессиональных судей.
Пытки
Одна особенностей данного судебного процесса — обилие признательных показаний. Из 58 обвиняемых 57 на предварительном следствии «признали свою вину». С самого начала у следствия возникли серьезные проблемы с доказательной базой. Обвинительные заключения подсудимых базируются в основном на «признательных» показаниях, на показаниях амнистированных (об этом смотрите ниже) и свидетелей, большинство из которых, как выясняется в ходе судебного процесса, либо говорят, что подписывали протокол допроса «не читая» и отказываются от показаний, либо вообще отрицают факт дачи ими показаний на предварительном следствии (об этом ниже).
Долгое время о пытках и избиениях заявлял только один из арестованных — Расул Кудаев, бывший узник американской тюрьмы Гуантанамо. Большинство задержанных первое время, по их словам, верили «в справедливый суд».
В декабре 2005-го весь мир обошли фотографии подследственных после «допросов», где лица со следами Ожегов, тока и избиений, деформированы до неузнаваемости. Спустя два года сами подследственные рассказали об этих «допросах» в своих заявлениях. ( фотографии, и оригиналы писем в полном объеме прилагаются).
Анзор Машуков:
«На стадии предварительного расследования, при даче первичных показаний я подвергался избиениям моральному унижению и угрозе изнасилования. Все свои первичные показания я дал под давлением, воспользоваться 51 ст. Конституции РФ и не свидетельствовать против себя я не мог, была реальная угроза моей чести и жизни. Часть показаний по особо тяжким инкриминируемым мне деяниям давались мною и подписывались мною без адвоката. Адвоката приводили ко мне после допроса для формальной подписи в протоколах»…
Рустам (сотрудник УБОПа) взял мою голову за затылок левой рукой, а правой стал бить в левую часть моего лица. Это продолжалось до тех пор, пока у Рустама не заболел кулак… после этого он продолжал бить локтем в грудь, заставляя меня говорить то, чего я не знал».
Анзор Сасиков:
«Сотрудников было 15 человек и все били руками, ногами, автоматами, в то время, как я был связан веревкой и руки и ноги, без одежды… избиение продолжалось в присутствии прокурорских работников с 10 утра до 2 часов ночи… на меру пресечения (к судье, чтобы он выдал санкцию на арест) меня повезли голым. И только в зале суда дали штаны, которые промокли насквозь кровью. Я сейчас не помню лица судьи, который дал санкцию на арест и даже не удосужился спросить, что со мной. Мне не дали копию постановления об аресте, лишив меня возможности обжаловать его.
Избиения с применением спецсредств продолжались и в СИЗО. Нас вывозили с пакетами на головах, без отверстий для воздуха, в лежачем положении на полу уазика. Не имея возможности жаловаться, из нас выбивались показания, какие нужны были следственной группе»
Залим Улимбашев:
«… Нас сбили с ног и стали бить ногами и прикладами. Один удар ногой попал мне в правый глаз, и он сразу затек кровью, и я уже ничего не видел. Нас повезли куда-то. Когда везли, на голову нам надели пакеты. В фойе кинули на пол. Последнее, что я увидел, — человек 10 подбежали к нам и стали бить, чем попало. Руки у нас были связаны веревкой. Когда я очнулся, меня стали спрашивать, где я был, с кем, цели, задачи. Я ничего не знал, а они не верили и били.
Потом один из них сказал: «Принесите телефон». Принесли аппарат с проводами и реле подачи тока. Провода одели мне на уши и включили. Сперва, я терпел, но они добавили напряжение. К «телефону» подключали меня несколько раз. В результате на левом ухе остался след от ожога. Потом один их них сказал: «Сейчас я надену на палец резиновую перчатку и засуну тебе его в задний проход, а провода одену на яйца, и подам ток. После этого у тебя никогда не будет детей».
Потом пришли следователь и адвокат. Меня умыли и сказали: скажешь и подпишешь все, как мы тебе сказали. К этому времени я уже практически не соображал. Следователь дал мне читать протокол с ноутбука. Правый глаз у меня не видел, а левый слезился. Мне уже все было безразлично, лишь бы отстали, и я подписал протокол, не читая.
Потом во время допросов заходили разные люди в форме, выключали свет и начинали бить. Они говорили, что нам всем дадут пожизненный срок, унижали и угрожали расправой.
Были сотрудники, которые запрещали нас бить, относились к нам гуманно, но они не всегда присутствовали. Потом со мной беседовал человек в гражданском, и сказал: «Все побои, которые у тебя перечислены в экспертизе, ты получил не здесь, и если скажешь, что это от нас, тебе будет хуже, ничего не изменится, нам ты не навредишь, а мы тебе можем — и в тюрьме и на воле». На следующий день в беседе с сотрудником собственной безопасности МВД КБР я сказал, что все побои я получил, упав с забора, когда убегал.
До сих пор у меня шрам на голове от удара прикладом и след от ожога электрическим током на ухе».
Эдурад Миронов:
«После того, как я вышел из дома и на меня надели наручники, меня сразу увезли в УБОП. Там меня поверхностно опросили и привезли обратно к дому, где еще шел бой, привязали к моим наручникам веревку, поставили впереди пуленепробиваемого щита штурмовой группы спецназа. Я сказал, что такого подарка я им не сделаю, не зайду в дом, и чтобы они стреляли в меня прямо при всех. Кто-то приказал, чтобы меня увели. После этого один из них сказал: «ты, наверное, понял, что мы хотели сделать с тобой, и если не дашь показания, которые нам нужны, мы найдем способ от тебя избавиться». После этого началось такое, что я просто мечтал, чтобы меня убили и чтобы все закончилось.
Аппарат, которым они меня пытали током, сломался. Их (сотрудников УБОПа) было очень много, они перебили мне ноги. Когда уставали бить, вешали меня за шею. Я терял сознание, а приходил в себя оттого, что меня били. Потом стали бить в одно место, после чего только от прикосновения к этому месту я испытывал сильнейшую боль. А они, устав бить меня, просто тыкали в это место дубинкой.
Я не помню, сколько это продолжалось, но когда мне засунули в рот пистолет, я радовался и надеялся, что они меня застрелят, но пришел следователь и меня повели на допрос. Там сидело несколько человек, один из которых сказал, если ты не дашь показания, которые нам подходят, будешь умирать медленно…
При задержании Залихана Караева (который не оказывал сопротивления и НЕ участвовал в нападении, о чем, все доказательства имеются в деле. Сейчас он амнистирован, история о нем — ниже) сотрудник отдела вневедомственной охраны Т., дежуривший в то утро в Доме радио на ул. Ногмова, ожесточенно бил его лежачего на земле (у Караева было сломано несколько ребер, одно из них проткнуло легкое, отбиты внутренние органы — все документы в деле есть).
Через 2 часа по его свидетельству нога у сотрудника опухла и он сам признал, что это было вызвано «ударом в бок», который он нанес Караеву. Ему пришлось 10 дней провести в больнице в связи с этим посчитал себя потерпевшим, о чем и заявлял. Однако от иска отказался.